Шеррилин Кеньон - Танец с дьяволом [Зарек и Астрид]
Если бы у него был выбор, он бы и сам постарался держаться подальше от самого себя. Но, увы, до конца жизни он обречен существовать в этом безобразном, искореженном теле.
Хотел бы он быть не только полуслепым, но и глухим! Тогда он не слышал бы оскорблений.
Зарек приблизился к прилавку, где стояли корзины со свежим хлебом.
— Эй ты, пошел отсюда! — рявкнул на него молодой, судя по голосу, булочник.
— Прошу вас, добрый господин, — пробормотал Зарек, не отрывая взгляда от земли, — я хотел бы только купить ломоть хлеба…
— Иди отсюда, бродяга! Нищим не подаем!
Он ощутил удар по голове.
Привыкший к боли, Зарек даже не поморщился. Он попытался на ощупь сунуть в руку продавцу свои монетки, но кто-то стукнул его по руке, и драгоценные кодранты улетели в грязь.
Зарек рухнул на колени, начал ощупывать землю под ногами в поисках денег. Он щурился и моргал, отчаянно пытаясь что-то разглядеть.
Неужели все потеряно? Нет! Пожалуйста, только не это! Он не может потерять деньги! Ведь неизвестно, когда ему так повезет в следующий раз — и повезет ли вообще!
С яростью, порожденной отчаянием, он снова и снова месил руками грязь.
Где же его монеты?
Где?!
Наконец ему удалось нащупать одну монетку, но в этот миг на спину ему звучно опустилось что-то, по ощущению похожее на метлу.
— А ну, брысь отсюда! — взвизгнул над ухом женский голос. — Всех покупателей нам распугаешь, урод!
Зарек продолжал искать деньги — привычный к битью, он почти не почувствовал удара.
Но в следующий миг булочник наградил его чувствительным пинком под ребра.
— Ты что, глухой? — прорычал он. — Убирайся, падаль, а то стражу позову!
Эту угрозу Зарек воспринял всерьез. Последняя встреча с рыночной стражей стоила ему глаза. Он не хотел лишиться зрения окончательно.
При воспоминании о матери сердце его сжалось — он не мог забыть, как приняла она давно потерянного сына.
Но еще ярче отпечаталось в памяти то, как встретил его дома отец.
По сравнению с тем, как он наказал Зарека, побои стражи показались ему дружеской лаской.
Зареку не разрешалось выходить за пределы виллы. Если отец узнает, что он снова убежал на рынок, — страшно даже подумать, что он с ним сделает! Не говоря уж о трех украденных монетах…
Точнее, уже об одной.
Зажав в кулаке свою единственную денежку, он захромал прочь от прилавка булочника — так быстро, как только позволяло его искалеченное тело.
Пробираясь сквозь толпу, он ощутил у себя на щеке что-то мокрое. Провел грязными пальцами по лицу. Кровь.
Устало вздохнув, ощупал голову и обнаружил ссадину над бровью. Не слишком глубокую. Но болезненную.
Зарек привычно утер рукавом потеки крови, смешанные с грязью и слезами.
Он хотел просто съесть кусок хлеба! Вкусного свежего хлеба. Неужели для такого, как он, и это недоступная роскошь?
Он оглянулся вокруг себя, щурясь и принюхиваясь, надеясь найти по запаху еще одного булочника.
— Зарек!
Услышав голос Валерия, Зарек сжался, словно испуганный зверек.
В следующий миг он, прихрамывая, пустился бежать назад, к вилле. Но далеко не убежал — брат нагнал его.
Крепкая хватка Валерия остановила его на бегу.
— Что ты здесь делаешь? — поинтересовался брат, грубо тряхнув его за больное плечо. — Представляешь, что будет, если тебя увидит здесь кто-нибудь с виллы?
Еще бы!
Но от испуга Зарек не мог ответить. Трясясь всем телом, словно подстреленная птица, он закрыл лицо руками в ожидании града ударов, который мог обрушиться на него в любой момент.
— Зарек! — с отвращением в голосе проговорил Валерий. — Ну почему ты никогда не делаешь то, что тебе говорят? Право, можно подумать, тебе просто нравятся побои!
И, схватив его за больное плечо, брат подтолкнул его по направлению к вилле.
Зарек споткнулся и упал.
Последняя монетка выпала из его кулака и покатилась по мостовой.
— Нет! — простонал Зарек и пополз за ней.
Валерий поймал его и силком поднял на ноги.
— Да что с тобой такое?
Затуманенным взором Зарек увидел, как его монету подобрал какой-то мальчишка и убежал с ней. Желудок его сжался от голода, а сердце — от горечи поражения.
— Я хотел купить себе кусок хлеба… — прошептал он дрожащими губами.
— Разве у тебя дома хлеба нет?
Нет. Хлеб едят Валерий и его братья, а Зареку достаются лишь объедки, которыми брезгуют даже собаки, не говоря уже о других рабах.
Ему хотелось раз в жизни съесть что-то свежее! Не объедки из чужой миски, не помои, в которые кто-то плевал…
— Это еще что такое?!
Зарек съежился, услышав над головой оглушительный бас. Этот голос всегда доставлял ему неприятные ощущения, словно скрежет железа по стеклу. Он сжался, словно надеялся сделаться невидимым, хоть и знал, что это бесполезно.
От зорких глаз воина, который остановил перед ними коня, ничто не могло укрыться.
Валерий испугался не меньше Зарека. Как всегда в разговорах с отцом, он начал заикаться:
— Я-я-я… м-м-мы….
— Что здесь делает этот раб?
Зарек отступил назад. Валерий сглотнул, расширив глаза; Зарек догадался, что брат пытается придумать, как его выгородить.
— М-м-мы с н-н-ним х-ходили н-н-на рынок, — ответил он наконец.
— Ты — с этим рабом? — недоверчиво переспросил отец. — Зачем? Новый кнут для него выбирал, что ли?
Зарек молил всех богов, чтобы Валерий ничего больше не выдумывал. Всякий раз, когда он пытался обмануть отца, выходило только хуже.
Сам Зарек не осмеливался открыть рот: он слишком хорошо знал, что бывает с рабами за любое лишнее слово.
А уж заговорить с отцом без его позволения…
— Н-н-ну… я…
Прорычав проклятие, отец с размаху ударил Валерия по лицу. Мальчик упал; из его носа заструилась кровь.
— Мне надоело смотреть, как ты с ним нянчишься!
Спрыгнув с лошади, отец бросился к Зареку. Тот рухнул на колени и прикрыл руками голову, ожидая града ударов.
Отец пнул его под ребра.
— Встать, пес!
Но от боли и ужаса Зарек не мог ни двигаться, ни даже дышать.
— Встать, кому я сказал!
Зарек с трудом поднялся на ноги. Больше всего ему хотелось броситься наутек, но он знал: если бежать — догонят и накажут еще больнее.
Так что он стоял неподвижно, ожидая новых побоев.
Отец схватил его за шею. Затем обернулся к Валерию, который тем временем тоже поднялся с земли, подтащил его к себе за шиворот, злобно оскалился ему в лицо:
— Жалкий ублюдок! В тебе нет ни капли моей крови! Хотел бы я знать, от какого труса зачала тебя твоя шлюха-мать?
